Неточные совпадения
Он мне сам говорил, что причина, побудившая его вступить
в К.
полк,
останется вечною тайною между им и небесами.
Шенбок пробыл только один день и
в следующую ночь уехал вместе с Нехлюдовым. Они не могли дольше
оставаться, так как был уже последний срок для явки
в полк.
Это был тот самый Шенбок, который тогда заезжал к тетушкам. Нехлюдов давно потерял его из вида, но слышал про него, что он, несмотря на свои долги, выйдя из
полка и
оставшись по кавалерии, всё как-то держался какими-то средствами
в мире богатых людей. Довольный, веселый вид подтверждал это.
Это было торжественное открытие вековой Сухаревки. Сухарева башня названа Петром I
в честь Сухарева, стрелецкого полковника, который единственный со своим
полком остался верен Петру во время стрелецкого бунта.
Всё это было подозрительно и нечисто. Дворник, очень могло быть, успел
в этот промежуток получить новые инструкции: давеча даже был болтлив, а теперь просто отворачивается. Но князь решил еще раз зайти часа через два и даже постеречь у дома, если надо будет, а теперь
оставалась еще надежда у немки, и он поскакал
в Семеновский
полк.
Оставшись один, Арапов покусал губы, пожал лоб, потом вошел
в чуланчик, взял с
полки какую-то ничтожную бумажку и разорвал ее; наконец, снял со стены висевший над кроватью револьвер и остановился, смотря то на окно комнаты, то на дуло пистолета.
— Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой
полк, или выходите
в отставку, а мы с вами служить не желаем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что
в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам дать
в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили; ни один не
оставался.
— Имение его Пантелей Егоров, здешний хозяин, с аукциона купил. Так, за ничто подлецу досталось. Дом снес, парк вырубил, леса свел, скот выпродал… После музыкантов какой инструмент
остался — и тот
в здешний
полк спустил. Не узнаете вы Грешищева! Пантелей Егоров по нем словно француз прошел! Помните, какие караси
в прудах были — и тех всех до одного выловил да здесь
в трактире мужикам на порции скормил! Сколько деньжищ выручил — страсть!
Ромашов поглядел ему вслед, на его унылую, узкую и длинную спину, и вдруг почувствовал, что
в его сердце, сквозь горечь недавней обиды и публичного позора, шевелится сожаление к этому одинокому, огрубевшему, никем не любимому человеку, у которого во всем мире
остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались
в полку старые запойные бурбоны.
Оставался церемониальный марш. Весь
полк свели
в тесную, сомкнутую колонну, пополуротно. Опять выскочили вперед желонеры и вытянулись против правого фланга, обозначая линию движения. Становилось невыносимо жарко. Люди изнемогали от духоты и от тяжелых испарений собственных тел, скученных
в малом пространстве, от запаха сапог, махорки, грязной человеческой кожи и переваренного желудком черного хлеба.
И зачем я пошел
в военную службу, — вместе с тем думал он — и еще перешел
в пехоту, чтобы участвовать
в кампании; не лучше ли было мне
оставаться в уланском
полку в городе Т., проводить время с моим другом Наташей….. а теперь вот что!» И он начал считать: раз, два, три, четыре, загадывая, что ежели разорвет
в чет, то он будет жив, —
в нечет, то будет убит.
— Ну, вот мы и приехали! — сказал старший брат, когда они, подъехав к Михайловской батарее, вышли из повозки. — Ежели нас пропустят на мосту, мы сейчас же пойдем
в Николаевские казармы. Ты там
останься до утра, а я пойду
в полк — узнаю, где твоя батарея стоит, и завтра приеду за тобой.
Так прошли перед выпускными юнкерами все фельдфебели, портупей-юнкера и юнкера с высокими отметками. Соблазнительные
полки с хорошими стоянками быстро разбирались. Для второразрядных
оставались только далекие места
в провинциальных уездных городах, имена которых юнкера слышали первый раз
в своей жизни.
— Пришлось прапорщику оставить службу. Товарищи собрали ему кое-какие деньжонки на выезд. Оставаться-то
в городе ему было неудобно: живой укор перед глазами и ей и всему
полку. И пропал человек… самым подлым образом… Стал попрошайкой… замерз где-то на пристани
в Петербурге.
— Да, — сказал он, — только нам одно и
осталось, что татар колотить! Кабы не ждать их
в гости, а ударить бы на Крым всеми
полками разом, да вместе с казаками, так, пожалуй, что и Крым взяли бы!
Сквозь
полку шлема проходила отвесно железная золоченая стрела, предохранявшая лицо от поперечных ударов; но Вяземский, из удальства, не спустил стрелы, а напротив, поднял ее посредством щурепца до высоты яхонтового снопа, так что бледное лицо его и темная борода
оставались совершенно открыты, а стрела походила на золотое перо, щегольски воткнутое
в полку ерихонки.
Положение отряда Милославского, из которого не
оставалось уже и третьей доли, становилось час от часу опаснее: окруженный со всех сторон, стиснутый между многочисленных
полков неприятельских, он продолжал биться с ожесточением; несколько раз пробивался грудью вперед; наконец свежая, еще не бывшая
в деле неприятельская конница втеснилась
в сжатые ряды этой горсти бесстрашных воинов, разорвала их, — и каждый стрелец должен был драться поодиночке с неприятелем,
в десять раз его сильнейшим.
В противоположном углу воздвигалась печка с перерубочками для удобного влезанья; она занимала ровно четвертую часть жилища; над ухватом, кочергою и «голиком» (веником), прислоненным к печурке, лепилась сосновая
полка, привешенная к гвоздям веревками; на ней — пузатые горшки, прикрытые деревянными кружками; так как места на
полке оставалось еще много, молодая хозяйка поместила
в соседстве с горшками самопрялку с тучным пучком кудели на макушке гребня.
Когда казак вышел из избы, проезжий скинул с себя сюртук и
остался в коротком зеленом спензере с золотыми погончиками и с черным воротником; потом, вынув из бокового кармана рожок с порохом, пару небольших пистолетов, осмотрел со вниманием их затравки и подсыпал на
полки нового пороха. Помолчав несколько времени, он спросил хозяйку, нет ли у них
в деревне французов.
Генерал, при котором служил Рославлев, перейдя за границу, присоединился с своей дивизиею к войскам, назначенным для осады Данцига, а
полк Зарецкого
остался по-прежнему
в авангарде русской большой армии. С большим горем простились наши друзья.
Во вторую французскую кампанию
полк,
в котором служил этот последний, попал
в число войск, которые должны были
остаться до известного времени во Франции.
— Это значит… — говорил я
в тени самому себе и мыши, грызущей старые корешки на книжных
полках шкафа, — это значит, что здесь не имеют понятия о сифилисе и язва эта никого не пугает. Да-с. А потом она возьмет и заживет. Рубец
останется… Так, так, и больше ничего? Нет, не больше ничего! А разовьется вторичный — и бурный при этом — сифилис. Когда глотка болит и на теле появятся мокнущие папулы, то поедет
в больницу Семен Хотов, тридцати двух лет, и ему дадут серую мазь… Ага!..
— Терпеть… терпеть… больше ничего не
остается! (Он ударил себя кулаком
в грудь.) Терпи, старый служака, терпи! Царю служил верой-правдой… беспорочно… да! Не щадил пота-крови, а теперь вот до чего довертелся! Будь то
в полку — и дело от меня зависящее, — продолжал он после короткого молчания, судорожно насасывая свой черешневый чубук, — я б его… я б его фухтелями
в три перемены… то есть до отвалу…
— Когда я, почти мальчиком, поступил
в полк, я не думал того, что говорю вам теперь. Я старался действовать словом, я старался приобрести нравственное влияние. Но прошел год, и они вытянули из меня все жилы. Все, что
осталось от так называемых хороших книжек, столкнувшись с действительностью, оказалось сентиментальным вздором. И теперь я думаю, что единственный способ быть понятым — вот!
Во-вторых, наборы производились неправильно, внезапно, форсированно, так, что взятые вдруг рекруты принуждены были «не только
в дальний путь идти, но п переменить воздух, так что, пришед
в неукомплектованные
полки, где, по нужде людей, им выгод и отдыху дать не можно было, токмо число мертвых прииумножили, и армия по-прежнему
в некомплекте
осталась».
Бригадирша. Так и жить. Вить я, мать моя, не одна замужем. Мое житье-то худо-худо, а все не так, как, бывало, наших офицершей. Я всего нагляделась. У нас был нашего
полку первой роты капитан, по прозванью Гвоздилов; жена у него была такая изрядная, изрядная молодка. Так, бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной; так, веришь ли Богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее, бывало,
в чем душа
останется, а ни дай ни вынеси за что. Ну, мы, наше сторона дело, а ино наплачешься, на нее глядя.
Он вышел и через минуту внес
в юрту две переметные сумы. Развязав ремни, он стал вынимать оттуда привезенные с собою припасы: круги мерзлого масла, мороженого молока, несколько десятков яиц и т. д. Кое-что из привезенного он разложил у меня на
полках, остальное вынес на мороз,
в сени, чтобы не растаяло. Затем он снял шаль, шубу и кафтан и,
оставшись в красной кумачной рубахе и шароварах из «бильбирета» (род плиса), уселся против огня на стуле.
Когда Касатский вышел
в полк, мать его переехала с дочерью сначала
в Москву, а потом
в деревню. Касатский отдал сестре половину состояния. То, что
оставалось у него, было только достаточно для того, чтобы содержать себя
в том роскошном
полку,
в котором он служил.
Когда она уже простилась с мужем и детьми и до третьего звонка
оставалось одно мгновение, я вбежал к ней
в купе, чтобы положить на
полку одну из ее корзинок, которую она едва не забыла; и нужно было проститься.
Когда семейство мое уехало и я
остался служить
в Петербурге, я продолжал посещать Рубановских и, согласно их требованию, обедал у них каждое воскресенье. Я познакомился с остальным семейством, которое состояло из двух сыновей и двух дочерей. Старший сын служил
в лейб-гренадерском
полку и был во всех отношениях совершенная противуположность своему суровому, но высоконравственному отцу; он был убит
в 1812 году.
На другой день эскадрон выступил. Офицеры не видали хозяев и не простились с ними. Между собой они тоже не говорили. По приходе на первую дневку предположено было драться. Но ротмистр Шульц, добрый товарищ, отличнейший ездок, любимый всеми
в полку и выбранный графом
в секунданты, так успел уладить это дело, что не только не дрались, но никто
в полку не знал об этом обстоятельстве, и даже Турбин и Полозов хотя не
в прежних дружеских отношениях, но
остались на «ты» и встречались за обедами и за партиями.
Ильин, выпивший довольно много на прощаньи и всё время правивший сам лошадьми, вдруг сделался печален, стал уговаривать графа
остаться еще на денек, но когда убедился, что это было невозможно, совершенно неожиданно со слезами бросился цаловать своего нового друга и обещал, что, как приедет, будет просить о переводе
в гусары
в тот самый
полк,
в котором служил Турбин.
Но, однако, это счастье продолжалось недолго. Ветеринар уехал вместе с
полком, уехал навсегда, так как
полк перевели куда-то очень далеко, чуть ли не
в Сибирь. И Оленька
осталась одна.
17-го мая, Нарвской части, по 6-й роте Измайловского
полка,
в пять часов пополудни, при доме № 14 загорелся нежилой сарай, где хранилась старая мебель. Пожар прекращен без вреда для соседних зданий, причина же пожара
осталась неизвестной.
20-го мая,
в пять часов пополудни, Московской части, по Загородному проспекту, во дворе здания лейб-гвардии Семеновского
полка, загорелось деревянное нежилое помещение, принадлежавшее музыкантской команде. Строение это сгорело до основания, но бывшие с ним
в соседстве деревянные постройки отстояны. Причина пожара
осталась неизвестной.
Дело было так:
полк отца вышел к смотру
в таком блестящем состоянии, что осматривающему его лицу не
оставалось ничего, кроме как хвалить и благодарить.
Отец, тронутый горячим порывом молодого кабардинца, обнял его и обещал исполнить его желание. Магома
остался у нас помогать Михако до его определения
в полк…
У Балакирева я
в первый раз увидал и Мусоргского. Их тогда было два брата: один носил еще форму гвардейского офицера, а другой, автор"Бориса Годунова", только что надел штатское платье, не
оставшись долее
в полку, куда вышел, если не ошибаюсь, из училища гвардейских подпрапорщиков.
—
В нашем
полку только четыре офицера
осталось в живых, — угрюмо сказал я. — Я очень счастлив… А его возьми себе, завтра возьми.
Местный Таврический
полк не пошел на предполагавшиеся маневры и
остался стоять
в городе.
Письма стали доходить от молодого князя; про баталии писал, писал, что дальше
в Прусскую землю идти ему не велено, указано
оставаться при
полках в городе Мемеле.
Году не длилось такое житье. Ведомость пришла, что прусский король подымается, надо войне быть. Князь Борис Алексеич
в полках служил, на войну ему следовало. Стал собираться, княгиня с мужем ехать захотела, да старый князь слезно молил сноху, не покидала б его
в одиночестве, представлял ей резоны, не женскому-де полу при войске быть; молодой князь жене то ж говорил. Послушалась княгиня Варвара Михайловна —
осталась на горе
в Заборье.
Шли дни. Случилось как-то так, что назначение смотрителя
в полк замедлилось, явились какие-то препятствия, оказалось возможным сделать это только через месяц; через месяц сделать это забыли. Смотритель
остался в госпитале, а раненый офицер, намеченный на его место, пошел опять
в строй.
И мне стало понятно: ведь всех этих солдат, всех сплошь, нужно положить
в госпиталь; если отправлять заболевающих, то от
полка останется лишь несколько человек.
В 1831 году два действующие батальона из каждого поселенного
полка ушли
в поход против восставших поляков, как
в царстве Польском, так и
в западных русских губерниях, и
в поселениях
осталось по одному батальону от
полка, резервные роты и строевые резервные же батальоны.
Оправдалась она и
в данном случае: болезнь Николая Павловича оказалась очень кстати, она помогла скрыть его покушение на свою жизнь от начальства, так как за время ее от незначительного поранения виска не
осталось и следа, хотя, как мы знаем из слов Бахметьевой, это не совсем
осталось тайной для петербургского общества, и рассказ об этом с разными прикрасами довольно долго циркулировал
в гвардейских
полках и
в великосветских гостиных, но затем о нем забыли, на сцену выступили другие злобы дня, главная из которых была предстоящая вновь война с Наполеоном, как бы предугаданная русским обществом и войском ранее, нежели она стала известна правительственным сферам.
Остался муж ейный, эскадронный командир,
в полку один.
Назначение Суворова командиром Астраханского
полка состоялось перед самым отъездом императрицы Екатерины II
в Москву на коронацию.
Полк остался в Петербурге, вместе со своим командиром, продолжая содержать городские караулы. По возвращении императрицы Астраханский
полк был сменен на петербургской стоянке Суздальским пехотным, и Александр Васильевич назначен командиром этого последнего
полка 6 апреля 1763 года.
Оставаться с шансонетными супругами
в полках и даже
в Петербурге было, конечно, невозможно, и парочки улетали
в провинцию, где состояние и положение
в свете мужей открывало новым дамам двери во все дома и где «берговские певички» щебетали вскоре
в ролях предводительниц, супруг почетных мировых судей и других представительниц провинциального boeau monde'a.
Поутру следующего дня Тони прислала просить ее к себе, и все для нее объяснилось. Лорин был изуродован мятежниками
в роковую ночь на 11-е января, на его лице
остался глубокий шрам, трех пальцев на одной руке недоставало. Володя пал под вилою злодея, но пал с честью, со славой, сохранив знамя
полку. Все это рассказала Тони бедной своей подруге. Что чувствовала Лиза, услышав ужасную весть, можно себе вообразить! Но ей было теперь не до себя. Как передать эту громовую, убийственную весть отцу?